Картина нашего мира зависит не только от того, что мы видим и помним, но во многом от того, что мы отказываемся видеть и вспоминать, превращая не согласующиеся с нашей картиной мира «неудобные» факты и болезненные части реальности в «белые пятна», о которых мы не хотим слышать и говорить. Психологи полагают, что именно эти скрытые, запертые в шкафу подсознания факты и части реальности должны быть осознаны для настоящего изменения, трансформации человека, для обретения целостности и обновления жизни. Но осознанию их препятствуют защитные механизмы самой психики. Как писал еще Эрих Фромм, каждому из нас жизненно необходима какая-то картина мира – хорошая или плохая, но определенная, поэтому мы всеми силами защищаем ту, что имеем.

Если мы последуем за теми психологами, кто считает, что таким образом устроена не только психика отдельного человека, но и все наше общество с его коллективным бессознательным, то мы можем найти ключевые точки, формирующие наше мировоззрение. Мы слышим определенные истории о себе и мире и не слышим другие истории, способные вступить в противоречие с первыми и тем самым сломать целостную картину мира, необходимую нам для жизни. Одной из таких точек, безусловно, является школа. И, если выбранный путь рассуждения верен, то, посмотрев не на то, чему школа учит, а на то, чему школа не учит и о чем умалчивает, мы можем найти те самые важные факты, которые необходимо осознать нашему обществу, чтобы измениться, те самые истории, которые позволят нам вырваться из уже устаревшей картины настоящего в стучащуюся со всех сторон картину нашего будущего.

Возможно, таких «нерассказанных историй» о себе и мире достаточно много, но здесь мы сконцентрируемся лишь на двух вещах, о которых не рассказывает ученикам современная школа. И первая из этих ключевых вещей – это прошлое.

«Постойте, – скажете вы – разве мы не рассказываем нашим детям о прошлом? Чем же они тогда занимаются на уроках истории?»

История начинается в пятом классе с того, что на первых нескольких уроках дети проходят тему «Жизнь первобытных людей», а затем на протяжении семи лет изучают историю цивилизованных народов, с Древнего Египта до Новейшей истории. Соотношение времени изучения темы «Жизнь первобытных людей» со временем изучения истории цивилизованных народов, таким образом, составляет менее одного к шестидесяти. Если верить свежим находкам археологов, хронологически история «первобытных» людей, т.е. Homo Sapiens до появления земледелия и цивилизации, насчитывает около трехсот тысяч лет, а история, начиная с Древнего Египта, занимает около пяти с половиной тысячи лет, что составляет соотношение пятидесяти к одному.

В чем причина того, что мы менее месяца из всей школьной программы изучаем период истории по временному охвату в пятьдесят раз больший, чем все, что мы изучаем после, в течение семи лет? Учителя истории отвечают на этот вопрос, что мы слишком мало знаем об этом периоде, что нет письменных источников, поэтому достоверно рассказать на уроках мы можем немногое. Это объяснение кажется вполне разумным, но едва ли оно позволяет увидеть корень проблемы. Может быть, пятьдесят лет назад мы действительно не знали, что сказать об этом периоде достоверно, но теперь, благодаря усилиям археологов, генетиков, лингвистов, физических и социальных антропологов мы знаем гораздо больше. Почему же мы не рассказываем об этом нашим детям?

Возможно, более серьезная причина в том, что история человечества уже написана нами вполне определенным образом, и новые факты в уже сложившуюся картину просто не вписываются. Стоит ли удивляться тому, что школьные учебники умалчивают о не вписывающихся в привычную картину фактах, если подобным образом ведут себя даже сами научные сообщества и организации, которые, как описал Томас Кун в «Структуре научных революций», нередко убирают «неудобные факты» под ковер и защищают устоявшуюся теорию объяснениями на скорую руку, позволяя привычной картине мира продержаться еще некоторое время.

Основное объяснение, которое мы даем детям касательно нашего прошлого, кратко могло бы быть выражено двумя словами: «Мы развивались». Пояснением к этим словам могла бы стать эволюционистская схема XIX века, описывающая историю человечества как переход из состояния «дикости» через состояние «варварства» в состояние «цивилизации». История, которую мы рассказываем своим детям, говорит о том, что раньше Землю населяли дикие, грубые, воинственные и несчастные люди, жившие короткое время и страдавшие от хищников и болезней, но постепенно они развивались и стали более умными, гуманными, защищенными, могущественными и счастливыми. И эта схема прекрасно иллюстрируется историей цивилизации: мы действительно изучаем на уроках бесконечные войны, насилие, эксплуатацию, рабский труд, костры инквизиции, чуму, борьбу, конкуренцию и власть. Конечно, многое из этого существует и в наше время, но все же рабство постепенно исчезает, появились права и свободы, власть избирается, детям делаются прививки, конкуренция и борьба введены в рамки закона, значительно выросли уровень комфорта и продолжительность жизни. От дикости, пройдя варварство, мы двигаемся к вершинам цивилизации, и, пока мы слушаем эту историю, не может возникнуть и тени сомнений в том, что наши сегодняшние действия, продолжающие действия прошлых веков, единственно верные, что мы должны двигаться по этому пути, чего бы это ни стоило, ведь единственная альтернатива, видимая отсюда, это вернуться «туда» – в ужасающе мрачное прошлое, образы которого подрастающее поколение берет из «Игры престолов» и «Ведьмака».

Но как же быть с историей человечества до появления цивилизации? Еще в прошлом веке Маргарет Мид, Клод Леви-Стросс и другие антропологи показали, что существующие вне цивилизации сообщества Homo Sapiens, какими бы они ни были странными, вовсе не являются несчастными и глупыми, больными и голодными. Джаред Даймонд, эволюционный биолог, физиолог и биогеограф, автор знаменитой книги «Ружья, микробы и сталь», утверждает, что «образ жизни охотников-собирателей был самым удачным за все время существования человечества». Харари в книге «Sapiens» доказывает, что «образ жизни охотников и собирателей менялся в зависимости от сезона и места обитания, однако в целом их существование представляется более комфортным и приятным, чем участь пришедших им на смену земледельцев, пастухов, рабочих и офисных служащих». Собиратели-охотники обладали и обладают полноценным человеческим языком и культурой – со своими танцами, песнями, сказками и церемониями, с превосходным знанием жизни окружающей их природы. Эти Homo Sapiens, в отличие от нас, способны быть одновременно сложными социальными существами и органичной частью экосистемы, не разрушая места своего обитания. До появления земледелия и цивилизации между людьми происходили конфликты и существовало насилие, но люди не знали рабства, структур систематического принуждения и эксплуатации и жили психологически более комфортной жизнью, как живут еще и сейчас не утратившие своей культуры аборигены Австралии, бушмены Африки и обитатели джунглей Амазонии. Их жизнь вовсе не похожа на рай, а они совершенно не похожи на ангелов, но это возможный способ существования человека на Земле, это – наше прошлое, совсем не похожее на миф о жестоких дикарях, истребивших мамонтов, который мы рассказываем детям в школе.

«Но зачем же нам рассказывать об этом детям?! – возможно, воскликнет кто-то из читателей. – Хотите, чтобы они заразились идеей о губительности цивилизации и стали новыми варварами, разрушающими Рим?» Вовсе нет. Какой бы ни была жизнь наших далеких предков и некоторых из наших современников, призыв отказаться от цивилизации не может быть ни услышан, ни осуществлен хотя бы потому, что наши дети не готовы и не хотят отказываться от ее достижений, как и мы сами. Но пример и соответствующее научным фактам описание донеолитической жизни человечества ценны в другом смысле: они позволяют нам взглянуть совсем иначе на то, что мы делаем сейчас, переоценить собственные действия и измениться. Эта история позволяет понять, что наш сегодняшний путь существования на Земле не единственный и не единственно хороший, а, возможно, и не хорош вовсе.

Вдумчивое изучение жизни собирателей-охотников показывает нам, что принципиально другой тип отношений человечества и природы, как и людей друг с другом, возможен и существовал на планете десятки и сотни тысяч лет. Эта новая для нас точка отсчета становится зеркалом, которого так не хватало нашей культуре, зеркалом, в котором по-новому выглядим мы сами, наша история, наш способ жить и плоды наших действий. Эта история ставит перед нами вопрос «кто мы?» Она говорит о том, что какие-нибудь десять тысяч лет назад мы были совсем другими, и открывает перед нами возможность будущего, где мы – совсем другие и действуем, понимаем мир, относимся друг к другу и к другим существам совершенно другим образом, может быть, не таким, как тогда, но и не таким, как сейчас. Каким именно? Позволим решить это нашим детям. Но для этого мы должны перестать замалчивать эту историю. Ведь это не только наше прошлое – это забытая и отвергнутая нами история, опираясь на которую и наше настоящее, и наше будущее выглядят совсем по-другому.

Вторая ключевая вещь, о которой не рассказывает нашим детям современная школа – это будущее.

«Постойте, – скажете вы, – разве мы не говорим на каждом шагу про искусственный интеллект и инновации, про цифровизацию и автоматизацию, про скорость научно-технического прогресса и даже про нано-био-инфо-когнито-конвергенцию? И разве наши дети, живя в гаджетах, не узнают об этом самостоятельно?» Это, конечно, так. Но давайте сначала разберемся, что мы имеем в виду, когда говорим «будущее»? Не являясь специалистами в этой области, условно мы можем сказать о двух способах представления будущего. Первый способ – это когда будущее предстает продолжением настоящего. Так, если у нас в этом году стало больше технологий, в следующем у нас станет еще больше технологий, и это никого не удивит. Жизнь будет становиться все быстрее и виртуальнее, машины научатся летать, дома станут еще выше, компьютеры заменят многих людей и все те тренды, которые определяют нашу жизнь сегодня, будут развиваться, дадут плоды и определят нашу жизнь завтра. В этом «завтра» мы можем видеть достижения или проблемы, как в сериале «Черное зеркало», но по большей части они не являются чем-то принципиально новым – это продолжение нашего настоящего. И в этом смысле мы действительно много говорим о будущем и готовим к нему наших детей.

Но есть и другой способ думать о будущем, исходя из которого продолжение настоящего – это еще не будущее. Настоящее будущее наступает тогда, когда в дело вступает какой-то другой, не учитываемый ранее фактор, и события начинают развиваться совсем не так, как шли до сих пор. Здесь мы, конечно, не будем рассуждать о прибытии на Землю корабля с пришельцами, но скажем, что есть истории про будущее, которые учитывают кризисы и качественные скачки, и те, которые их не учитывают.

Что же за историю нашего будущего (а скорее – их будущего) мы рассказываем детям? Похоже, что кратко эта история может быть выражена тремя словами: «Мы продолжим развиваться». Это означает: мы продолжим придумывать и внедрять новые технологии, мы продолжим осваивать неосвоенные уголки планеты (и, конечно, полетим на Марс!), мы продолжим находить лекарства от всех болезней и от старости, мы продолжим экономический рост и развитие (сделав его устойчивым и приставив ко всему приставку «эко»), мы продолжим вредить окружающей среде, но постараемся делать это в меньших масштабах.

Сочинения и эссе детей школьного возраста на эту тему в большинстве своем рисуют именно такую картину будущего. Иногда, правда, она превращается в «мы продолжим воевать и спалим все дотла», но сейчас, когда прошел первый ужас от мощи ядерного оружия, таких пессимистов и среди детей, и среди взрослых стало значительно меньше.

Скорее всего, говорим мы, человечество переживет какие-то кризисы в ближайшие тридцать-пятьдесят лет, но рассказываем мы об этом так абстрактно и неопределенно, что складывается впечатление, что сделать с этим ничего нельзя, это просто данность, да еще, может быть, и обойдется.

Так что же мы не рассказываем нашим детям о будущем из того, что уже, казалось бы, должны не просто предполагать, но определенно предвидеть?

В 1972 году был опубликован первый доклад Римскому клубу, созданный на основе метода математического и компьютерного моделирования глобальных демографических, экономических и экологических процессов. Доклад назывался «Пределы роста» и говорил о том, что неограниченный рост, которым мы так гордимся, в ближайшее столетие наткнется на объективные пределы в силу ограниченности ресурсов и вызовет глобальную катастрофу, если человечество не сумеет сознательно ограничить рост и найти сбалансированное устойчивое состояние. Доклад готовили не экологи, а, как они сами себя называли, «технократы, работающие в технологическом институте». Можно по-разному относиться как к Римскому клубу, так и к результатам его работы, но, так или иначе, появление «Пределов роста» стало очень громким обозначением того факта, что идеи эпохи Просвещения, которыми мы руководствовались (и руководствуемся, кажется, до сих пор), оказались фундаментально несостоятельными: природа вовсе не мастерская для человека, неисчерпаемые запасы которой мы должны использовать для бесконечного роста и развития во имя торжества разума.
Другое важное следствие этого доклада и других подобных исследований 70-х годов – признание необходимости сознательных и срочных действий по разумному самоограничению и сокращению неконтролируемого роста. Признание это выразилось в появлении концепции устойчивого развития, со временем признанной ООН одним из ведущих принципов, которым должны руководствоваться все страны мира.

«И что дальше? – спросит на этом месте кто-то из читателей. – Человечество увидело угрозу, создало план и пытается что-то делать для решения этой проблемы, и в школьных учебниках что-то об этом тоже, кажется, есть».
Действительно, а что же дальше?

Со времени публикации «Пределов роста» прошло сорок пять лет. Понятие «устойчивое развитие» вошло в официальные документы большинства стран мира, прошли тысячи конференций и международных форумов, изданы тысячи книг, сделаны тысячи прогнозов, проведены десятки тысяч общественных и образовательных мероприятий. Экономический и демографический рост продолжается, несколько снизив темпы в силу скорее естественных, чем сознательных усилий человечества. Развитые страны так и не пришли к общему соглашению касательно экологической политики, которое они и вправду готовы были бы соблюдать. Выходит новый доклад Римскому клубу «Капитализм, Близорукость, Население и Разрушение Планеты», который начинается с того, что, хотя «мир с человеком во главе все еще может достичь общего светлого будущего», «современные тенденции далеки от целей устойчивого развития». Первая глава доклада сообщает, что экологический, социальный, политический, культурный, экономический и моральный кризис, в который мы вступили, имеет не циклическую, а нарастающую природу. Авторы доклада объявляют нашу эпоху антропоценом, в качестве иллюстрации говоря о том, что 97% массы позвоночных на Земле приходится на людей и скот; на всех остальных, от летучих мышей до слонов, приходится 3%, и констатируют «шестое массовое вымирание» в планетарной истории.

Доклад сообщает, что, переезжая в города, люди начинают потреблять в четыре раза больше ресурсов, и при этом большая часть населения предпочитает не замечать приближающейся катастрофы, впадая в «техноутопизм» – нерациональную веру в то, что технологии решат все проблемы, а раз так, нет нужды что-то менять. При этом большинство стран мира продолжают ориентироваться на рост ВВП как главный показатель успеха, а движения людей, призывающих этот рост приостановить, встречают непонимание, враждебность и отсутствие поддержки со стороны окружающего их общества.

Во второй части доклада авторы доказывают, что без глубоких и быстрых изменений нашего мировоззрения и его философских основ мы не можем изменить свое поведение. Социальная и экономическую модель современного общества построена на неправильно истолкованных последователями идеях Адама Смита, Дэвида Рикардо и Чарльза Дарвина, а редукционистская философия современной науки «неадекватна не только для понимания живых систем, но и для преодоления трагедии разрушительного социального и экономического роста». Свои надежды авторы второго знаменитого доклада Римскому клубу связывают с фундаментальной трансформацией мышления, которое должно быть гуманистичным, но свободным от антропоцентризма; способным к развитию, но без потери баланса и равновесия. Это мышление должно выразиться в новой политике, новой экономике (цикличной, а не линейной) и новом образовании, формирующем у молодых людей «грамотность в отношении будущего», понимание экологии и взаимосвязанности систем, развитое интегральное мышление (а не только аналитическое). Новое образование как никогда раньше должно транслировать универсальные человеческие ценности и ориентировать не на достижение успеха, а на достижение равновесия.

Прежде чем перейти к выводам касательно «истории будущего», которую мы не рассказываем своим детям, упомянем результаты еще одного исследования, проведенного Стокгольским Институтом Резильентности. Резильентность – понятие, известное у нас в основном среди психологов, и обозначает оно способность человека, общества, города или любой другой системы сохраняться, развиваться и восстанавливаться в условиях кризиса. Буквальный перевод слова «resilience» на русский – «упругость». Упругий резиновый мяч, врезаясь в стену, не лопается, не деформируется, а сжимается, чтобы потом опять вернуться в свою привычную форму шара.

Оказывается, наша планета (точнее, ее живая оболочка, биосфера) тоже обладает свойством резильентности, и у этой «упругости» есть определенные границы. Пока пороговые значения этих границ не достигнуты, биосфера как живая система способна адаптироваться и восстановиться, но нарушение этих границ вызовет резкую деградацию всей системы. Как развитие, так и разрушение не всегда является линейным процессом. Скажем, вы можете по капле добавлять отравляющие химикаты в пруд и день за днем не замечать никаких перемен. Но в какой-то момент количество перейдет в качество, и очередным утром вы обнаружите, что экосистема пруда претерпела резкие и необратимые изменения, посыпалась по принципу домино, и в пруду теперь никто не живет. Разрушительные для системы воздействия могут накапливаться постепенно, год за годом, а затем проявляться скачкообразно, наступлением резкой критической точки.

Как показывают результаты, полученные шведскими учеными, состояние нашей планеты сегодня близко к пороговым значениям по нескольким пунктам, среди которых особенно критичны даже не изменение климата, о котором мы хоть как-то говорим нашим детям, а биогеохимическое загрязнение атмосферы оксидами азота, а пресной воды – фосфором, что связано с нашим сельским хозяйством, а также массовое исчезновение видов в результате человеческой деятельности – сокращение биоразнообразия, без которого невозможно стабильное существование глобальной экосистемы.

Во всей этой не рассказанной детям историиих будущего самое обидное не то, что мы не сообщаем им какие-то детали, а то, что мы бессовестно врем им о том, что будущее, которое их ожидает, это продолженное настоящее, что они с некоторыми изменениями, поправками на устойчивое развитие и новыми технологиями смогут продолжить жизнь, которую ведут их родители, в то время, как такой возможности у них нет. Мы скрываем от своих детей (и от себя) подлинное положение дел и не говорим им со всей серьезностью на уроках в школе, а чаще всего и дома, что или их поколение сознательно откажется от поведения своих родителей, от идеалов бесконечного роста производства и потребления, коренным образом перестроит экономическую систему и остановит происходящий экоцид, или им придется изменить поведение против своей воли вследствие нарастающих экологических и экономических кризисов, которые, не может быть, а, в случае нашего бездействия, точно произойдут – так говорят наши наука и здравый смысл.

«Вы предлагаете развивать паникерские настроения у детей, не щадя детской психики? – могут спросить на этом месте некоторые учителя и родители. – Какой смысл рассказывать им неприкрытую правду? Не приведет ли это к тому, что они впадут в апатию и потеряют всякие ориентиры? Разве человеку для конструктивной деятельности не нужны оптимизм и надежда?»

Надежда есть. Распространенное заблуждение гласит, что в китайском языке слово «кризис» обозначается двумя иероглифами, один из которых означает опасность, а второй – возможность. Хотя лингвисты и говорят, что это не совсем верно, «мем» этот не умирает, потому что сообщает нечто действительно важное. Достижение критической точки, или точки бифуркации, если говорить языком теории систем, открывает перед системой возможность подняться на новый уровень развития и увеличить свою сложность. Конечно, вследствие кризиса система может деградировать или вовсе развалиться, но никакое развитие не происходит без кризисов. В данный момент кризис предоставляет всему нашему обществу, и, в частности нашему образованию, возможность действительных изменений.

Как мы показывали в первой части, без системных изменений всего нашего общества новая массовая школа, устроенная на других принципах, попросту невозможна. Как мы показываем здесь, перед лицом нарастающего кризиса, в который мы вступаем, общество не сможет не измениться, а образование не сможет остаться прежним. Это произойдет (и в случае всего общества, и в случае массовой школы) или в силу сознательных действий людей, увидевших опасность и решивших действовать, или в силу ни от кого не зависящих и никого не спрашивающих стихийных причин и обстоятельств, но это точно произойдет.

Новая педагогика, образование будущего будет решать совсем другие задачи, нежели современная массовая школа, и вберет в себя многое из того, что сейчас присуще школам «альтернативным», как и многое другое, чему еще предстоит появиться. Современные школы могут быть проводниками и «хабами» этих изменений, помогающими обществу трансформироваться и перестроиться для решения вставших перед нами глобальных проблем, или могут быть инерционным балластом, старательно воспроизводя общество, не согласующееся с запросами и вызовами ситуации, в которой мы оказались. В последнем случае массовая школа исчезнет как рудимент критически устаревшей системы, на поддержание которого в определенный момент просто не хватит ресурсов, и в необходимость которого, в силу происходящих непростых перемен, люди попросту перестанут верить. Но в другом, первом случае, школы могут сыграть незаменимую роль, рассказывая детям другие истории о мире и о самих себе, о нашем прошлом и будущем, указывая новому поколению на выход из тупика, в котором мы оказались.